Научиться бы не париться по пустякам
This Be The Verse
читать дальше
They fuck you up, your mum and dad.
They may not mean to, but they do.
They fill you with the faults they had
And add some extra, just for you.
But they were fucked up in their turn
By fools in old-style hats and coats,
Who half the time were soppy-stern
And half at one another's throats.
Man hands on misery to man.
It deepens like a coastal shelf.
Get out as early as you can,
And don't have any kids yourself.
Задалбливают мать с отцом:
тебе суют они, «любя»,
свои огрехи, все, гуртом,
плюс кучку сверх — лишь для тебя.
Но их долбали, в свой черёд,
глупцы, что, затхлостью дыша,
за мёд свой выдавали гнёт,
друг дружку муча и душа.
Свою ничтожность человек
в потомстве множит через край.
Скорей решайся на побег —
и сам детишек не строгай.
Пер. Г. Яропольского (См.: www.stihi.ru/2010/09/30/6673 )
Тебя наёбывают маменька с папашей
Тебя наёбывают маменька с папашей,
пускай не понимают, что творят.
Они тебе свою толкают кашу,
плюс нечто сверху, только для тебя.
Они ж наёбаны и сами были, раньше,
дебилами в старшляпках-пальтецах:
те поначалу уссыкались важно,
а после грызлись вместе до конца.
Рука дающего огреет--
затягивает мель тебя:
прочь убирайся поскорее,
и сам не заводи ребят.
Пер. Терджимана Кырымлы (См.: blog.i.ua/user/950948/516386/ )
И любопытно, насколько все же ближе к оригиналу оказывается «перевод на коленке», сделанный по случаю и для иных нужд сетевым пользователем Isabella_lea, прямо пишущей:
«В грубом, не имеющем практически никакого отношения к оригиналу, сляпанном спонтанно за 5 минут, потому что я не нашла другого переводе, хм, моем
Тебя испортят папа с мамой,
Хоть не со зла, но тем не менее
Тебя наполнят злом и драмой,
Посеют страхи и сомнения.
А их испортили до нас
Придурки в старомодных шляпках,
Которые пускали слюни
И рвали близких им на тряпки.
Несчастье прорастает в семьях,
И расползается, как рак груди.
Вали быстрее без сомнения,
И никогда детей не заводи!» (См.: isabella-lea.livejournal.com/421951.html)
В переводах Бориса Лейви
ПРЕДРАССВЕТНАЯ ПЕСНЯ
Пашу весь день, пью -- к ночи, до упора,
Гляжу во мглу, проснувшись до зари.
Пока от солнца не светлеет штора,
Я вижу, что творится здесь, внутри:
Смерть-непоседа ближе на день; стаи
Моих раздумий гонит. И когда ей
Назначен срок закончить дней отсчет?..
Пустой вопрос. Но мысли темный путь
Мешает мне уснуть,
И ужас нагоняет, и влечет.
Раздумье по нему бредет вслепую --
Не жалуясь, что цепь потерь длинна,
Не чувствуя вины за цепь такую,
Что долго так плетет лишь жизнь одна,
Чтоб разорвать -- и, может, безуспешно --
И в пустоте бездонной и кромешной,
Прямой дороге к смерти. Путь наш -- к ней,
И в ней пребудем, где-то, но не здесь,
Где были и где есть,
И нет сего правдивей и страшней. --
Таинственный и неуемный ужас
Не объяснить, хоть догма -- полотно
Изъеденное, длинное -- натужась,
Твердившее: уйти нам не дано,
Пыталась. И другие рвались, тоже,
Внушить, что человек того не может
Бояться, что не чувствует. Но мы
Бесчувствия боимся и того,
Где нету ничего,
Анестезии -- безысходной тьмы.
И так он расплывается по глазу,
Нездешний холод -- жирное пятно --
К бездействию склоняющий все сразу.
Пусть многого не будет, но оно,
Событие, случится. В жаркой жути
Пылает осознанье. Где же люди,
И где вино?! Отваге здесь дано
Лишь не пугать других. В ней нету силы,
Чтоб избежать могилы:
Отвага ль, трусость -- смерти все равно.
В растущем свете комната пустее.
Она ясна, как временность пути,
Как то, что нам известно; что не смеем
Принять, и от чего нам не уйти.
Но вот в глубинах кабинетных дыр
Трезвонят телефоны. Этот мир,
Одолженный, спешит на зов зари.
А небо -- в белом, словно крыто глиной.
День, видно, будет длинный.
Как доктора, приходят на дом почтари.
«Бытье живых существ и форм»
Бытье живых существ и форм --
искать убежище и корм --
нам чуждо, но навек
Мы связью скованы одной:
обресть свой путь и дом родной
стремится человек.
И эта связь, пускай она
необъяснима, неясна, --
основа бытия.
Но в хрупкой глине и траве,
в скале, в трепещущей листве
твой образ вижу я.
Болтать в постели
Болтать в постели, должно быть, пустяк,
Вдвоем, и связь времен тому порукой,
Негласный сговор, искренности знак.
А время -- тише… уж летит без звука.
Неполный ветра непокой и прыть
Вьет облака и строит их по кругу.
И полнят горизонт селенья-тени.
До нас нет дела ничему. Не объяснить,
Как в этом несравненном удаленье
От всеуединенья -- все трудней
Искать слова правдивей и добрей,
А может быть не лживей и не злей.
Неудаче
Приходишь незаметно, без драконов
С моею жизнью в лапах — напоказ,
И до смерти не бьешь у фаэтонов,
Где кони в страхе; и не как указ,
Условие — не избежать потерь,
Что нужно оплатить набор услуг,
Да вовремя к тому же; не как зверь
Иль дух бегущий утром через луг.
Нет, это серость денного бытья
Тебя у локтя ставит, как сверло.
В тиши каштаны отвердели. Я
Заметил — дни быстрее понесло,
И пахнут затхло. И твердят одно
В последний миг: ты здесь уже давно.
Посещение храма
Я жду, когда утихнет все внутри —
И захожу в обитель пустоты.
Еще одна: дорожки у двери,
Ряды скамеек, книжечки; цветы
Уже завяли; где-то в глубине
Молчит опрятный маленький орган;
Необратимость тишины густой...
В смущеньи странном движусь, как во сне,
По церкви, с непокрытой головой.
Купель нащупала рука моя.
Сверкает, словно новый, потолок.
Почищен? Кто-то ведает — не я.
На кафедру взобравшись, пару строк
Шепчу весомых. Много громче чем
Хотел, звучит «Доселе». Эха смех
Недолог. Постою у алтаря.
Монету брошу, распишусь. Зачем,
Спрошу, зашел? И сам отвечу: зря.
Но ведь зашел, и захожу всегда,
И знаю — бесполезен мой приход.
Я думаю о времени когда
Нужда в церквях навечно отпадет;
Во что их превратят; и, может быть,
Оставят пару действующих все ж?
А остальные будут для скота.
И, может, мы их будем обходить,
Как порчу наводящие места?
Но в церковь, верно, бабы с ребятней
Придут творить молитву у камней
Целительных, и в темноте глухой
Увидят, как мертвец идет по ней?
Магическая сила навсегда
Останется в считалках, играх, снах.
Как вера, суеверие умрет;
Но коль умрет безверье — что тогда? —
Заросшая тропа и небосвод,
И образ, узнаваемый трудней,
И назначенье непонятней. Кто
Последним самым будет видеть в ней
Первоначальный замысел? И что
Есть баптистерий сможет не забыть; -—
Могильный вор — ценитель старины;
Чудак, пьяненный запахом свечным,
Рождественской молитвой? — Может быть,
Он будет представителем моим —
Неискушенным; знающим — забыть
Уже успели всё. Сюда тянуть
Не перестанет. Как же сохранить
Здесь удалось надолго эту суть,
Что есть в разлуке лишь — рожденье, брак,
И смерть, и мысль об этом – понимай,
Как хочешь всё? Пусть неизвестно мне
К чему он, сей заброшенный сарай,
Но здесь побыть приятно в тишине.
Священный дом — на толочи земной,
Для наших общих действий место встреч,
Распознанных и названых судьбой.
Уж этому забвенья не предречь; —
Коль жажде посвященья — быть и впредь,
Кого-нибудь с ней, верно, занесет
На эту толочь и под этот кров,
Где должно, так мы слышали, стареть —
Затем, что здесь довольно мертвецов.
Законы торжеств
Не вспомню, чтоб налили мне до края:
Бокал — полупустой. Что ж, пить до дна
И думать о высоком, ожидая,
Что подойдут и уж плеснут сполна?
Мне говорят, ходи с пустым бокалом:
Тогда нальют. Я пробовал. В ничто
Упьешься, или час пройдет устало.
В зависимости, где ты. Или кто.
vladivostok.com/Speaking_In_Tongues/larkin.htm
читать дальше
They fuck you up, your mum and dad.
They may not mean to, but they do.
They fill you with the faults they had
And add some extra, just for you.
But they were fucked up in their turn
By fools in old-style hats and coats,
Who half the time were soppy-stern
And half at one another's throats.
Man hands on misery to man.
It deepens like a coastal shelf.
Get out as early as you can,
And don't have any kids yourself.
Задалбливают мать с отцом:
тебе суют они, «любя»,
свои огрехи, все, гуртом,
плюс кучку сверх — лишь для тебя.
Но их долбали, в свой черёд,
глупцы, что, затхлостью дыша,
за мёд свой выдавали гнёт,
друг дружку муча и душа.
Свою ничтожность человек
в потомстве множит через край.
Скорей решайся на побег —
и сам детишек не строгай.
Пер. Г. Яропольского (См.: www.stihi.ru/2010/09/30/6673 )
Тебя наёбывают маменька с папашей
Тебя наёбывают маменька с папашей,
пускай не понимают, что творят.
Они тебе свою толкают кашу,
плюс нечто сверху, только для тебя.
Они ж наёбаны и сами были, раньше,
дебилами в старшляпках-пальтецах:
те поначалу уссыкались важно,
а после грызлись вместе до конца.
Рука дающего огреет--
затягивает мель тебя:
прочь убирайся поскорее,
и сам не заводи ребят.
Пер. Терджимана Кырымлы (См.: blog.i.ua/user/950948/516386/ )
И любопытно, насколько все же ближе к оригиналу оказывается «перевод на коленке», сделанный по случаю и для иных нужд сетевым пользователем Isabella_lea, прямо пишущей:
«В грубом, не имеющем практически никакого отношения к оригиналу, сляпанном спонтанно за 5 минут, потому что я не нашла другого переводе, хм, моем
Тебя испортят папа с мамой,
Хоть не со зла, но тем не менее
Тебя наполнят злом и драмой,
Посеют страхи и сомнения.
А их испортили до нас
Придурки в старомодных шляпках,
Которые пускали слюни
И рвали близких им на тряпки.
Несчастье прорастает в семьях,
И расползается, как рак груди.
Вали быстрее без сомнения,
И никогда детей не заводи!» (См.: isabella-lea.livejournal.com/421951.html)
В переводах Бориса Лейви
ПРЕДРАССВЕТНАЯ ПЕСНЯ
Пашу весь день, пью -- к ночи, до упора,
Гляжу во мглу, проснувшись до зари.
Пока от солнца не светлеет штора,
Я вижу, что творится здесь, внутри:
Смерть-непоседа ближе на день; стаи
Моих раздумий гонит. И когда ей
Назначен срок закончить дней отсчет?..
Пустой вопрос. Но мысли темный путь
Мешает мне уснуть,
И ужас нагоняет, и влечет.
Раздумье по нему бредет вслепую --
Не жалуясь, что цепь потерь длинна,
Не чувствуя вины за цепь такую,
Что долго так плетет лишь жизнь одна,
Чтоб разорвать -- и, может, безуспешно --
И в пустоте бездонной и кромешной,
Прямой дороге к смерти. Путь наш -- к ней,
И в ней пребудем, где-то, но не здесь,
Где были и где есть,
И нет сего правдивей и страшней. --
Таинственный и неуемный ужас
Не объяснить, хоть догма -- полотно
Изъеденное, длинное -- натужась,
Твердившее: уйти нам не дано,
Пыталась. И другие рвались, тоже,
Внушить, что человек того не может
Бояться, что не чувствует. Но мы
Бесчувствия боимся и того,
Где нету ничего,
Анестезии -- безысходной тьмы.
И так он расплывается по глазу,
Нездешний холод -- жирное пятно --
К бездействию склоняющий все сразу.
Пусть многого не будет, но оно,
Событие, случится. В жаркой жути
Пылает осознанье. Где же люди,
И где вино?! Отваге здесь дано
Лишь не пугать других. В ней нету силы,
Чтоб избежать могилы:
Отвага ль, трусость -- смерти все равно.
В растущем свете комната пустее.
Она ясна, как временность пути,
Как то, что нам известно; что не смеем
Принять, и от чего нам не уйти.
Но вот в глубинах кабинетных дыр
Трезвонят телефоны. Этот мир,
Одолженный, спешит на зов зари.
А небо -- в белом, словно крыто глиной.
День, видно, будет длинный.
Как доктора, приходят на дом почтари.
«Бытье живых существ и форм»
Бытье живых существ и форм --
искать убежище и корм --
нам чуждо, но навек
Мы связью скованы одной:
обресть свой путь и дом родной
стремится человек.
И эта связь, пускай она
необъяснима, неясна, --
основа бытия.
Но в хрупкой глине и траве,
в скале, в трепещущей листве
твой образ вижу я.
Болтать в постели
Болтать в постели, должно быть, пустяк,
Вдвоем, и связь времен тому порукой,
Негласный сговор, искренности знак.
А время -- тише… уж летит без звука.
Неполный ветра непокой и прыть
Вьет облака и строит их по кругу.
И полнят горизонт селенья-тени.
До нас нет дела ничему. Не объяснить,
Как в этом несравненном удаленье
От всеуединенья -- все трудней
Искать слова правдивей и добрей,
А может быть не лживей и не злей.
Неудаче
Приходишь незаметно, без драконов
С моею жизнью в лапах — напоказ,
И до смерти не бьешь у фаэтонов,
Где кони в страхе; и не как указ,
Условие — не избежать потерь,
Что нужно оплатить набор услуг,
Да вовремя к тому же; не как зверь
Иль дух бегущий утром через луг.
Нет, это серость денного бытья
Тебя у локтя ставит, как сверло.
В тиши каштаны отвердели. Я
Заметил — дни быстрее понесло,
И пахнут затхло. И твердят одно
В последний миг: ты здесь уже давно.
Посещение храма
Я жду, когда утихнет все внутри —
И захожу в обитель пустоты.
Еще одна: дорожки у двери,
Ряды скамеек, книжечки; цветы
Уже завяли; где-то в глубине
Молчит опрятный маленький орган;
Необратимость тишины густой...
В смущеньи странном движусь, как во сне,
По церкви, с непокрытой головой.
Купель нащупала рука моя.
Сверкает, словно новый, потолок.
Почищен? Кто-то ведает — не я.
На кафедру взобравшись, пару строк
Шепчу весомых. Много громче чем
Хотел, звучит «Доселе». Эха смех
Недолог. Постою у алтаря.
Монету брошу, распишусь. Зачем,
Спрошу, зашел? И сам отвечу: зря.
Но ведь зашел, и захожу всегда,
И знаю — бесполезен мой приход.
Я думаю о времени когда
Нужда в церквях навечно отпадет;
Во что их превратят; и, может быть,
Оставят пару действующих все ж?
А остальные будут для скота.
И, может, мы их будем обходить,
Как порчу наводящие места?
Но в церковь, верно, бабы с ребятней
Придут творить молитву у камней
Целительных, и в темноте глухой
Увидят, как мертвец идет по ней?
Магическая сила навсегда
Останется в считалках, играх, снах.
Как вера, суеверие умрет;
Но коль умрет безверье — что тогда? —
Заросшая тропа и небосвод,
И образ, узнаваемый трудней,
И назначенье непонятней. Кто
Последним самым будет видеть в ней
Первоначальный замысел? И что
Есть баптистерий сможет не забыть; -—
Могильный вор — ценитель старины;
Чудак, пьяненный запахом свечным,
Рождественской молитвой? — Может быть,
Он будет представителем моим —
Неискушенным; знающим — забыть
Уже успели всё. Сюда тянуть
Не перестанет. Как же сохранить
Здесь удалось надолго эту суть,
Что есть в разлуке лишь — рожденье, брак,
И смерть, и мысль об этом – понимай,
Как хочешь всё? Пусть неизвестно мне
К чему он, сей заброшенный сарай,
Но здесь побыть приятно в тишине.
Священный дом — на толочи земной,
Для наших общих действий место встреч,
Распознанных и названых судьбой.
Уж этому забвенья не предречь; —
Коль жажде посвященья — быть и впредь,
Кого-нибудь с ней, верно, занесет
На эту толочь и под этот кров,
Где должно, так мы слышали, стареть —
Затем, что здесь довольно мертвецов.
Законы торжеств
Не вспомню, чтоб налили мне до края:
Бокал — полупустой. Что ж, пить до дна
И думать о высоком, ожидая,
Что подойдут и уж плеснут сполна?
Мне говорят, ходи с пустым бокалом:
Тогда нальют. Я пробовал. В ничто
Упьешься, или час пройдет устало.
В зависимости, где ты. Или кто.
vladivostok.com/Speaking_In_Tongues/larkin.htm
@музыка: Флёр – Похмура весна
@темы: стихи